Когда Таня первый раз обкурилась, она пошла в кладовую, затащила туда стол, рассадила всех кукол, мишек, зайцев, собаку Кузю, поставила игрушечную посудку, чайник, и читала им наизусть Пушкина. "Евгений Онегин". И всякий раз, когда она где бы то ни было, видела или слышала стихи из "Евгения Онегина", она или хохотала или говорила: "А ты чего, Кузя, щенок толстопузый, не пьешь с нами чай, ты пей, не скучай!" Это единственная стихотворная фраза, которую она запомнила со времен кукольного чаепития.

Когда Гена попробовал кокс, он увидел самых прекрасных бабочек на свете, с тех самых пор, если он что и рисует на бумажках, когда сидит на нудных конференциях, летит в самолете или говорит по телефону, это - бабочки. Он никогда их не раскрашивает. "Потому что они были таких цветов, которых не существует в природе". Бабочки на Генкиных картинках похожи на муравьев - парашютистов.

Когда Мишка наелся плодов растущих, где попало крымских растений, ему показалось, что его преследуют какие-то люди. Чтобы они не догадались, что он прознал об их коварных планах, Мишка сам стал за ними следить. Это выглядело несколько странно, если учесть тот факт, что преследующих не существовало в природе. С тех времен Мишка приумножил свои параноидальные настроения. "Они на нас не так смотрят". Мишка очень недоверчив к людям, особенно к людям без ясно угадываемых мотиваций.

Когда Сережка первый раз попробовал терен, с ним абсолютно ничего не произошло. Он пришел домой и тихо всю ночь смотрел телевизор. И не имеет никакого значения тот факт, что телевизор он при этом не включал, зато довольно бодро и последовательно пересказывал младшему брату и плакату с изображением немецкой овчарки на двери - сначала какой-то восточный боевик, потом фильм ужасов про безумных пчел, потом комедию, в которой играла Ким Бесингер. К овчарке он обращался исключительно: "Полкан Иванович". Когда же утром ему это рассказали, он ответил: "Не фиг меня разводить. Полкан Иванович. А то я не знаю, что это - сука!"

Когда я первый раз обкурилась травы, мне очень захотелось, чтобы обязательно был салют. Поэтому я прыгала, изображая руками взрывы, чтобы салют меня увидел и снизошел на меня. И вот наконец-то небо озарилось вспышками, и я орала "ура", и кричали "ура" другие, не обкуренные люди, и я удивлялась, что они видят МОЙ салют, но гасала всё выше и выше, и не было человека меня счастливее. "Какая отличная трава", - бубнила я. "Покурил, захотел салют, и на тебе - салют!" "Это не отличная трава", - отвечал мне мрачный Гена. "Это не отличная трава. Это - 9 мая".